7 октября мы стали свидетелями не только катастрофического провала в сфере безопасности, но и удивительной беспомощности многих систем госсектора. Тот факт, что и сегодня, через 50 дней после начала войны, волонтеры и структуры гражданского общества более активны и заметны в организации помощи пострадавшим, чем правительственные ведомства, говорит о многом. Люди были вынуждены эвакуироваться собственными силами или с помощью волонтеров, а государственные чиновники даже не встречали их в гостиницах. Никто в правительстве не знал, куда переселились пострадавшие, где они ночуют, и кто из жителей юга пропал без вести. Этот грандиозный провал - не случайность, а результат длящегося десятилетия ухудшения работы системы госуслуг. Так считает Бен Майост, занимавший пост заместителя генерального директора министерства главы правительства в период правления Нафтали Беннета и Яира Лапида.
- Сразу после 7 октября вы подключились к оказанию помощи эвакуированным. Как вы оцениваете работу госчиновников?
- Они были напуганы, совершенно не представляли, каковы их функции в экстремальной ситуации. Они боялись вступать в контакт с эвакуированными, пострадавшими, представителями местной власти, с общественностью в целом. Они понимали, что не могут с этим справиться. Когда ты не можешь с чем-то справиться, ты просто исчезаешь из поля зрения, стараешься не высовываться, уходишь в тень. Если же ты готов к преодолению проблемы, ты используешь все имеющиеся в твоем распоряжении инструменты и принимаешь решения.
- Почему это произошло?
- Генеральный директор министерства, его заместитель или глава отдела привыкли к тому, что любое их решение реализуется в лучшем случае через несколько месяцев. И вдруг они оказались в чрезвычайной ситуации, когда любое решение, которое предстояло принять, было нестандартным.
Они были обязаны предпринять ряд административных шагов, которые во-первых, должны были быть выполнены немедленно, а, во-вторых, подкреплены финансово. В сложившихся обстоятельствах привычная для них цепочка (главный аудитор, миниюст, управление государственной службой) работать не могла. И тогда высокопоставленные чиновники предпочли игнорировать происходящее.
Следует задаться вопросом, почему вообще на реализацию решения требуются месяцы. За последние десятилетия в стране сформировался настоящий бюрократический монстр. Система не способна эффективно осуществлять политику министерства, поскольку занята бесконечными внутренними процессами, лишенными оперативного смысла. И никто это не контролирует. Я пытался выяснить, кто проверяет правомочность распоряжений главного аудитора или управления госслужбы, насколько они способствуют эффективности работы правительства? Оказалось, что никто.
- Как мы дошли до жизни такой, кто в этом виноват?
- Дело не в каких-то конкретных людях, функционирующих с недостаточной эффективностью. Проблема в том, что в течение десятилетий система разрушала себя сама и в конце концов оказалась в нынешнем плачевном состоянии.
Бесспорно, роль лидеров тоже важна. Каждый, кто занимал директорский пост, знает, как много зависит от политического руководства. С течением лет сформировалась реальность, при которой ряд ключевых ведомств, имеющих функции надзора (минфин, министерство юстиции, управление госслужбы, госконтролер) постоянно расширяли свои полномочия. В итоге все прочие государственные учреждения впали в абсолютную зависимость от них - буквально во всем. Даже министерство главы правительства, являющееся своего рода генеральным штабом, координирующим работу всех государственных институтов, становилось с каждым годом все слабее в профессиональном плане.
С каждым годом эти ключевые ведомства присваивали себе все новые полномочия, вводили дополнительные правила, увеличивали число сотрудников и бюджеты. В противовес им не возник профессиональный институт, наделенный правом координировать действия всех звеньев системы госуслуг, несущий ответственность за то, чтобы министерства и ведомства занимались исключительно тем, что входит в их компетенцию.
- Вы не согласны с мнением, что укрепление институтов надзора (минфин, минюст, управление госслужбы, госконтролер), служит защите страны от коррупции?
- Я скажу вам нечто, что покажется революционным. На мой взгляд, именно концепция "защиты от коррупции" ведет к коррупции. Точнее, положенный в основу этой концепции принцип. Потому что для коррупционера лучше 4 надзорных инстанции, чем тысячи сотрудников министерств, стоящих на страже закона. Тем, кто использует государственную систему в своих интересах, проще иметь дело с несколькими крупными инстанциями, чем проходить через сито контроля множества эффективных профессиональных руководителей министерств, обладающих расширенными полномочиями.
Мы должны исходить из того, что каждый госчиновник – порядочный человек и профессионал. Тогда каждый из них становится защитником закона. Не имеет значения, какой он занимает пост – юридического советника, главы отдела в министерстве или замдиректора. Совсем иная ситуация складывается, когда в стране всего 4 надзирателя – главный аудитор минфина (вместе с бюджетным отделом этого министерства), глава управления госслужбы (ницав ширут ха-медина), юридический советник правительства и государственный контролер. Достаточно поставить нужных людей лишь на две из четырех ключевых должностей – и открывается необъятный простор для коррупционного маневрирования. Если нечистоплотному деятелю удается преодолеть эту защиту, на последующих этапах его уже никто не остановит.
Если вы возмутитесь скандальным решением, принятым в том или ином ведомстве, вам скажут: "В чем, собственно, проблема? Главный аудитор не имел ничего против, а с точки зрения министерства юстиции подобная формулировка приемлема. Что же вы хотите?" Такова реальность. И таких историй десятки. Я провел в министерстве главы правительства год, а в органах местного самоуправления работаю с 2009-го. Я видел подобное каждый день. Это стало поведенческим кодом системы.
- Ваши слова напоминают заявления некоторых политиков, утверждающих, что надзорные ведомства вредят работе правительства.
- Я знаю, что это может ввести в заблуждение, поскольку это действительно похоже на их утверждения. Но у нас разные мотивы. Они хотят иметь абсолютный политический контроль над системой. Я же хочу, чтобы система состояла из огромного числа профессионалов с широкими полномочиями – для того, чтобы государство могло успешно функционировать.
- Разве существующая сегодня цепочка согласований не нужна, чтобы избежать разбазаривания государственных средств?
- Сама концепция, в соответствии с которой лишь сотрудники четырех ключевых ведомств пользуются доверием власти, а все остальные работники министерств и госучреждений по умолчанию подозреваются в некомпетентности и недобросовестности, абсурдна и деструктивна.
Ключевые ведомства, взявшие на себя роль "защитников от коррупции", не несут никакой административной ответственности за те сферы деятельности, которые находятся в ведении остальных министерств. Если произойдет сбой в подаче электроэнергии, мы не станем подавать жалобу в управление госслужбы, не утвердившей достаточно ставок в энергетической отрасли, или в канцелярию главного аудитора, не согласившегося утвердить тендер на закупку оборудования. Мы предъявим претензии министерству энергетики и руководству "Хеврат-хашмаль".
Кроме того высококвалифицированные профессионалы просто не захотят работать в рамках столь извращенной системы принятия решений. Ведь это абсурд – нести ответственность за определенную сферу при отсутствии реальных полномочий.
- Каким образом описанное вами состояние системы государственных услуг повлияло на действия чиновников после 7 октября?
- Ну, вот вам пример. Сутки после начала войны министерства дожидались решения управления госслужбы, касающегося возвращения сотрудников на работу. В итоге управление сообщило, что госслужащие будут два дня работать из дома. Простите, но я, глава министерства, не хочу, чтобы мои сотрудники работали из дома. Подобные решения - моя прерогатива.
8-го октября я обзванивал людей и предлагал им помощь. Мне отвечали, что им не позволят подключиться к работе с пострадавшими. Директора министерств должны были инструктировать своих замов по финансовой части, что можно расходовать средства "до миллиона шекелей". В стране критическая ситуация, а высокопоставленный руководитель почти ничего не может предпринять. Он ждет, пока множество инстанций дадут добро. Он опасается принимать оперативные решения.
Просто поразительно, насколько процесс подобра кадров в госсистеме неэффективен, громоздок и нелогичен. Даже если у вас есть ставки, которые вы хотите укомплектовать, вам приходится ждать одобрения референта управления госслужбы – и плевать, насколько высокий пост в министерстве вы занимаете. Если у рефрента нет времени, или это женщина, ушедшая в декретный отпуск, вам придется ждать. Если вы получили 300 резюме, вы не вправе выбрать 10 наиболее подходящих, а обязаны выслать все 300 для проверки в управлении госслужбой. Вы как будто все время находитесь под подозрением – в некомпетентности или нечистоплотности. Невозможно иметь нормально функционирующую систему, базирующуюся на тотальном недоверии.
Не стоит заблуждаться: тот, кто тщательно изучил все правила и понял, как с ними жить, прекрасно умеет использовать их в своих интересах. Я почти не знаком с таланталивыми людьми, которые готовы сегодня идти на госслужбу, поскольку они понимают, с чем им придется столкнуться. Разумеется, у этого есть и политические причины. Но в первую очередь это потому, что сложившаяся система противоречит установкам человека, стремящегося преуспеть в своем деле.
- Можно, наверное, понять подозрительность надзорных ведомств в свете настойчивых попыток политиков назначать на посты своих приближенных.
- Вы, как журналист, хорошо знаете, что если политики хотят назначить своего человека, они найдут способ это сделать. Опасность политических назначений заключается прежде всего в очернении всей госслужбы. Верховный суд однозначно высказался по этому вопросу: три политических назначения очерняют 1000 достойных людей, назначенных в соответствии с законом.
Создалась печальная ситуация, при которой лишь люди не самого высокого полета готовы работать в системе, перегруженной правилами и установками, лишенными здравого смысла. Такие люди не обладают гибкостью управленческого подхода, они готовы смириться с проявляемым по отношению к ним недоверием. В прошлом существовал внятный и профессионально обусловленный карьерный маршрут, приводивший в госучреждения талантливых управленцев. Вспомните, какие люди занимали посты генеральных директоров правительственных ведомств. Сегодня все иначе.
- На посту заместителя гендиректора министерства главы правительства вы разработали фундаментальную реформу системы государственных услуг. Почему вы прекратили ее продвижение?
- Потому что всего через несколько месяцев правительство Беннета-Лапида пало и стало временным. После того, как был сформирован кабинет Нетаниягу, стало ясно, что новое руководство не заинтересовано в предложенных мной изменениях. Я получил сигнал, что мне нет смысла оставаться в министерстве.
- Насколько срочно должна быть реформирована государственная служба?
- Масштабы провала после 7 октября показывают, насколько разлад израильской системы госуслуг опасен для поддержания национального духа и напрямую угрожает будущему страны во всех аспектах – социальном, оборонном, экономическом.
В основе демократии лежит доверие общества к способности государства позаботиться о базовых потребностях граждан. Когда подобное доверие к демократической системе правления теряется, начинается рост фашистских настроений. 7 октября – Судный день для всей государственной системы Израиля, переживающей крах и потерю доверия со стороны граждан.
- Кто должен взять на себя миссию по изменению системы?
- Такие глубокие изменения требуют высокого уровня доверия к людям, стоящим у власти. После такого катастрофического провала вернуть доверие очень сложно. Но другого пути нет – руководители и политические лидеры обязаны это сделать с привлечением профессионалов самого высокого уровня, которые сломают прежние установки и изменят парадигму.
- Как будут выглядеть такие изменения?
- Если коротко: следует децентрализировать полномочия ключевых ведомств в тех областях, которые не находятся под их ответственностью. Для того, чтобы люди поверили в серьезность и необходимость глубоких преобразований, этот процесс должен обладать четкими контурами и быть ограничен во времени.
Перевод: Гай Франкович