Израиль стоит перед ядерной угрозой из Ирана. Нынешний премьер гордится, что заговорил о ней первым – более 20 лет назад. С тех пор он неустанно борется с ней. Более 10 лет назад даже собирался нанести удар по ядерным объектам Ирана. Об этом всем стало известно более 5 лет назад из очень надежных источников – от участников принятия решения, и, судя по тому, что цензура не запретила разглашать секрет, руководство государства хотело, чтоб о нем узнали.
Все семь своих предвыборных кампаний Нетаниягу напоминает нам, что только он может предотвратить ядерную опасность, надвигающуюся из Ирана, повторяет это и сейчас, предвидя и предвещая восьмые выборы как благо.
Но 40 лет назад наша страна уже стояла перед ядерной угрозой. Правда, - из Ирака. В Израиле о ней практически не говорили. Просто тогдашний премьер, Менахем Бегин, в обстановке строжайшей секретности отдал приказ – и израильские ВВС ликвидировали эту угрозу. Ровно день в день - 7 июня 1981 года.
В принципе, это все, что нужно знать о разнице между главой правительства пиара и главой правительства действия.
Однако, поскольку речь не о них, не о политике вообще, а о юбилее уничтожения иракского ядерного центра, уместно вспомнить подробности самого события – оно того стоит.
В свое время мне приходилось интервьюировать для своей программы "Персона" по крайней мере двоих ключевых действующих лиц операции "Опера" (под таким именем она вошла в историю) – ее руководителя, тогда командующего ВВС, генерала Давида Иври, и командира эскадрильи F-16, разбомбившей реактор, полковника Зеэва Раза. С первым говорили, в основном, о другой операции, юбилей которой наступит лишь через год, а со вторым – исключительно об этой. Почерпнутые от них сведения дополню теми, что содержатся в других источниках, в том числе – беседе Давида Иври с доктором Ицхаком Ноем в его замечательной исторической программе на "КАН Решет-бет" совсем недавно.
Деньги есть – бомба будет
Даже удивительно, насколько тогдашняя ситуация с иракским ядерным проектом напоминает нынешнюю иранскую. Во всем, кроме самого конца.
От взлетевших после войны Судного дня цен на нефть у ближневосточных владык сорвало крышу и вознесло их амбиции до небес. Офонарев от потока денег в казну, они поверили в свое величие, почувствовали себя потенциальными хозяевами мира и собирались предъявить права на владение единственным способом, который знали, - силой оружия.
Никто не избежал этого соблазна. Ни иранский монарх – шах Мхаммед Реза Пахлеви, поставивший задачу сделать свою армию самой оснащенной в регионе. Ни свирепые исламские социалисты, правившие в Ираке с 1963 года. Ни изобретатель собственного строя – Исламской Джамахирии – 27-летний тогда еще капитан Муаммар Каддафи. Все они, нагуляв аппетит на обычных вооружениях, поднимались до претензий на ядерное – олицетворение военной мощи. Но шаха в 1979-м свергли. Каддафи, когда, в конце концов, почти добрался до бомбы, обменял ее на жизнь и прощение Запада - как потом выяснилось, не полное. И только Ирак настойчиво и сосредоточено двигался к цели – деньги были.
В 1975 году Саддам Хусейн, будучи еще вице-президентом Ирака и главой спецслужб (единоличным диктатором он станет только в 1979-м) приехал в Москву, чтобы договориться о постройке мощного реактора в пустыне под Багдадом. Советское руководство, активно вооружавшее братский Ирак, не было заинтересовано в появлении новой ядерной державы у себя под боком. Сказали – пожалуйста, но исключительно для мирных целей, под присмотром МАГАТЭ.
Саддама это не устраивало. Он отправился в Париж, и там легко договорился с премьером Жаком Шираком о том, чего не смог добиться от мнительных русских. Два реактора: один крупный, мощностью 40 мегаватт, другой – лабораторный, все вне контроля МАГАТЭ и за 3 млрд долларов, включая установку и доводку. Позже к проекту подключились итальянцы, взявшиеся поставить оборудование для производства плутония, и немцы. Деньги не пахнут.
Единственное, на что французы не согласились, рассказывает Давид Иври, - сооружать реактор под землей, как хотели иракцы. Тогда слишком явно было бы видно его военное предназначение, а так еще можно изображать неведение.
Знакомые прописи
В 1979 году оба реактора для Ирака - "Тамуз-1" и "Тамуз-2" - были готовы и ждали погрузки во французском порту Ля-Сиен-сюр-Мер в специальном ангаре. Однако ночью 7 апреля он взлетел на воздух вместе со всем содержимым. От реакторов остались ошметки. Ответственность взяла на себя неизвестная, да и потом больше никак не возникавшая организация "зеленых".
Французам пришлось заново выполнять заказ. Это отодвинуло ядерную программу Ирака на некоторое время.
Но тут начались несчастья у самих иракцев. Загадочная смерть случилась в зарубежной поездке с ведущим иракским ученым-ядерщиком. Чем-то заразился - незадолго до этого с ним видели неизвестную женщину. Внезапная кончина настигла еще двух видных ученых, работавших на ядерный проект.
В общем, один к одному, как в прописях, в Ираке стали происходить случайности, которые потом происходили, да и сейчас время от времени происходят в Иране – и тоже с причастными к тамошней ядерной программе людьми и объектами, на которых то авария, то взрыв, то пожар.
И еще более похожа реакция международного сообщества и отдельно ведущих стран Запада на последовательное приближение Ирана, а тогда – Ирака к атомной бомбе.
В Иерусалиме практически с самого начала знали, что иракский ядерный проект преследует военные цели. И одна из первых целей возможной ядерной атаки – Израиль. Не первая. Первой все же был Иран. Но вторая.
Еще в ноябре 1977 года, после визита президента Садата в Израиль, его выступления в кнессете, в Багдаде поняли, что из общеарабского антиизраильского фронта удаляется самое крупное звено – Египет. Саддам Хусейн решил, что теперь центральное место на этом фронте займет Ирак. "Мы захватим Израиль, - заявлял он публично, - и вернем Аль-Кудс арабам!"
В Иерусалиме, в свою очередь, не сомневались, что в случае иракской атаки ЦАХАЛу придется ударить по Багдаду. Появление у тамошнего режима атомного оружия могло, с одной стороны, стимулировать агрессию Саддама, а с другой – сделать ответный или превентивный удар невозможным. То есть этот момент допустить нельзя. На что был военный путь и дипломатический – более предпочтительный.
Израиль пытался воздействовать на США, чтобы те убедили Францию отказаться от иракского ядерного проекта. Иран, где уже произошла Исламская революция и отношения с "большим Сатаной" были разорваны, а посольство США захвачено вместе с сотрудниками, давил на Францию непосредственно – у Хомейни и его людей после долгих лет эмиграции еще сохранились связи.
Ни американцам, ни французам было не до иракского атома. Кроме коренной смены власти в Иране, и воцарения Хусейна в Ираке, в обеих западных странах шли предвыборные баталии. В январе 1981 года президентом США стал Рейган, а в мае того же года президентом Франции – Миттеран.
В апреле в Израиль прибыл только недавно вступивший в должность агоссекретарь Александр Хейг – и развел руками по поводу переговоров с французами: те считают ваши опасения чрезмерными, они заинтересованы в иракской нефти и крупных оборонных заказах – выходить из ядерного проекта отказываются.
По словам Давида Иври, Бегин воспринял эту информацию Хейга как зеленый свет: мы сделали все, что могли, – делайте то, что вы можете, сами.
Успеть до загрузки
И до того израильтяне не сидели, сложа руки. Планы атаки стали разрабатывать еще в 1978 году. Но жизнь внесла в них свои коррективы.
Во-первых, в сентябре 1980 года началась ирако-иранская война. А это означало, что силы ПВО Ирака находятся в состоянии повышенной боевой готовности, особенно в районе реактора, ожидая атак иранцев (которые и последовали), что повышает риски.
Во-вторых, с 1979 года у Израиля действовало мирное соглашение с Египтом. Министр обороны Эзер Вейцман, большой мастер и энтузиаст воздушных налетов, теперь стал противником операции. Он опасался, что удар по Ираку заставит Египет выйти из договора, который Вейцман считал своим детищем – приложил огромные усилия к его заключению.
В-третьих, в конце 1980 – начале 1981 года обострилась обстановка в Ливане, где уже давно шла гражданская война, в которую вмешалась Сирия, среди прочего развернув в долине Бекаа глубоко эшелонированную линию ПВО из новейших российских ЗРК, которые могли угрожать израильским самолетам.
Израильтяне знали, что смогут подавить эти ЗРК в течение двух часов (что через год они и сделали под командованием того же Иври), но опасались, что два удара – и по Сирии в Ливане, и по Ираку – международное сообщество маленькому ближневосточному задире не простит. Надо выбрать что-то одно.
Выбор пал на Ирак. Потому что там поджимало время. Следовало успеть до того момента, когда на объект поступит ядерное топливо. Разведка донесла, что французы собираются доставить уран, обогащенный до 90%, в конце мая. Если он пойдет в работу – атака невозможна: повышение радиационного фона в регионе тоже не простится.
Когда атаковать – понятно. А как?
Счастливый неликвид
Для атаки выбрали самый современный на тот момент многофункциональный истребитель F-16. Эти самолеты к тому времени только появились, и американцы их израильтянам давать не хотели, опасаясь, что те воспользуются ими по назначению – нападут на кого-нибудь, что ли – на Ирак, например... Президентом был миролюбец Джимми Картер, он драчунов не жаловал.
Не было бы счастья… После победы Исламской революции в Иране не только Израиль, но и США стали для новой власти первыми врагами. Еще при шахе дружественный тогда Штатам Иран заказал 75 самолетов F-16, заказ был выполнен, но не отдавать же его нынешнему врагу? Эту печальную историю рассказал Эзеру Вейцману его коллега, министр обороны США Гарольд Браун, во время визита в Израиль.
- Так отдайте нам! – предложил Вейцман, известный не только своей сообразительностью и остроумием, но и изящной наглостью.
Он ведь прекрасно знал, что Израилю велено не давать этот прекрасный самолет. А если он теперь неликвид? Чем деньги терять? Не жадность фраера, а, скажем, рачительность американцев взяла верх. И израильские ВВС получили двенадцать F-16.
В первой же группе летчиков, отравившихся в США на курс освоения F-16, был Зеэв Раз. До той поры он носил фамилию Рыжик, которую привез из Российской империи его дед, но для поездки в США он стал Разом. Они вернулись в Израиль в июле 1980-го. И тут же узнали, что им предстоит особая миссия.
Плен как русская рулетка
Давид Иври вспоминает, что начальнику генштаба Рафаэлю Эйтану (Рафулю) и ему самому стоило большого труда добиться от правительственного кабинета разрешения на операцию.
- Большинство министров было уверено, что это One way ticket – билет в один конец, - говорит он. – Никто не вернется.
На каждом заседании кабинета его вновь и вновь расспрашивали, какой уровень риска. Он разъяснял: такой же примерно, как был во время Войне Судного дня при выполнении боевого задания в глуби территории Египта.
Положение осложнялось тем, что это особо охраняемый район. Очень много совершенных на тот момент советских ЗРК, солдат ПВО с наплечными ракетами, французы тоже установили собственные ракетные установки для охраны своих работников, постоянно барражируют патрульные истребители…
У иракцев были причины для проявления особой бдительности здесь. ВВС Ирана уже дважды атаковали ядерный центр. Первый раз – через неделю после начала войны, 30 сентября 1980 года, второй – за два месяца до израильского налета, 4 апреля 1981-го. Оба раза без особого ущерба. Давид Иври считает, что иранские летчики специально метили не по самому реактору, а вблизи от него – так им было велено. Не имея точных разведданных, командование Ирана не знало, есть ли в реакторе топливо, и боялось вызвать выброс радиации. Бомбили лишь бы попугать.
Но в израильском штабе опасались, что после двух налетов на их третий ПВО реактора будет готова отреагировать. По расчетам, ожидалось, что по крайней мере два самолета из восьми атакующих будут сбиты – один, предположительно, во время атаки, второй – при отходе, над пустыней.
- Вы знали эти расчеты? – спросил я полковника Раза.
- Конечно. Нас готовили к вероятному пленению.
Он с теплотой вспоминал, как начальник генштаба, только что потерявший сына-летчика, наставлял их на случай пленения: "Не геройствуйте, говорите им все, что знаете, все равно все, что вы знаете, - ничто". И шутки ради угощал их финиками со своей фермы (Рафуль потом и впрямь стал фермером): "Привыкайте, финики - национальная иракская еда". Они и сами шутили, устраивая между собой споры - у кого будет лучше виселица в Багдаде.
Еще им дали по пачке иракских динаров в качестве НЗ на случай плена – попытаться откупиться. "Вряд ли этим кто-то воспользовался, и вряд ли помогло бы, - посмеивается полковник. - Просто у нас знали, что франками снабжали английских летчиков, отправлявшихся в полетные задания над Францией, - а вдруг пригодится".
С этими динарами была своя история. Когда вернулись домой, обязаны были все деньги сдать под расписку. Ребята просили оставить хоть по две купюры на память. Зеэв договорился – получил добро. Собрали остальные – не хватает! И никто не признается, что заныкал. Так и обошлось. "Но потом, лет через десять, - смеется Раз, - я наткнулся в альбоме с фотографиями на эти купюры. Не скажу, у кого!"
Аристократы рвутся в бой
- Знали, что такое опасное задание – могли отказаться? - спросил я.
- Конечно. Но все было ровно наоборот.
И Зеэв Раз рассказал, как с боем прорывался в атакующую группу лучший израильский ас (на его счету 17 МиГов, сбитых в войне Судного дня – столько нет ни у кого) Ифтах Спектор. Он был уже полковником, командиром базы ВВС, где формировался отряд, в таком ранге на задания не летают. Однако Спектор устроил скандал, дошел до начальника генштаба - и тот разрешил.
Зеэв не сказал, но я полагаю, Рафуль включил его в группу на место своего сына, который незадолго до операции погиб во время тренировочного полета.
В рисковый полет попал и зять Эзера Вейцмана - Дуби Яффо. И сын бывшего министра просвещения Амос Ядлин – впоследствии глава военной разведки (АМАН), а ныне – директор НИИ национальной безопасности. Аристократия!
С большим трудом добился включения в группу и будущий первый израильский астронавт Илан Рамон - он был молодым капитаном и еще не участвовал в боевых операциях. Этот серьезный недостаток компенсировался высоким профессионализмом.
Именно ему Зеэв Раз поручил самую проблемную часть подготовки операции: разработку маршрута и расчет горючего. Американцы не предоставили оборудование для дозаправки в воздухе F-16, а расстояние до реактора в пустыне Тхувайтха и обратно превышало норму. Рамон и в операции рисковал больше других – он заходил на бомбометание последним. Но погибнуть ему предстояло иначе – в космосе, на глазах у всего мира.
Когда не заходит солнце?
Тогда операция называлась "Оружейная горка", и назначили ее на 10 мая.
- Мы уже завели двигатели , - вспоминает Зеэв, - и тут отбой, нас возвращают на базу. Решили, что политики, как всегда, сдрейфили. Но оказалось, Бегин нас берег. Ему позвонил Шимон Перес, тогда глава оппозиции. Откуда-то он узнал об операции, а не должен был. Но операцию возобновили под другим названием – "Опера" - и с некоторыми изменениями.
Я эту фразу вспоминал, несколько недоумевая: как Шимон Перес мог позвонить, даже премьеру, чтобы поговорить о секретной операции – ни один советский человек такую оплошность не допустил бы. Но оказалось, и Перес не проявил беспечности. Давид Иври, посвященный в детали больше простого летчика, уточнил: Перес написал Бегину – то ли письмо, то ли записку.
К провалу операции мог привести еще один знаменитый и влиятельный на Ближнем Востоке человек - король Иордании Хусейн. Он отдыхал на своей яхте в заливе Аккаба - и тут над ним пронеслись израильские самолеты.
- Мы летели низко, чтобы радары не засекли, а он увидел нас своими глазами, - оправдывался Раз.
Это он не знал еще, что один из летчиков его группы – будущий глава военной разведки Амос Ядлин, - по пути на боевое задание, из которого мог не вернуться, делал фотоснимки на память – и обрадовался, что смог снять королевскую яхту.
Король, сам в прошлом военный летчик, тут же все понял – позвонил в свой генштаб, и сказал, чтобы предупредили иракцев. Израильская разведка этот разговор засекла. Но в Ираке не отреагировали. Как позже выяснилось, командующий ПВО Ирака сидел в это время в одном из багдадских кафе, до него не смогли дозвониться, а без него что-либо предпринимать не решились. Следующий день этот гуляка встретил на виселице.
- По первоначальному плану атака намечалась ночью - в темноте легче уйти, но труднее обнаружить цель. Я настоял, чтобы нам дали отбомбиться до заката - наверняка. Так и вышло. Попадания были исключительно точными, - рассказывал Раз. - Мы возвращались на запад за садящимся солнцем. Из-за разницы во времени оно все не садилось. Это было, как в ТАНАХе – когда Всевышний продлил день, задерживая заход солнца, чтобы дать возможность евреям победить.
Согласно Торе, Всевышний так поступал дважды (по крайней мере, из того, что знаю я): первый раз – когда Моше командовал битвой с амаликитянами, преградившим евреям путь на Святую землю, второй раз – когда Йегошуа Бен-Нун отвоевывал ее. Если верить ощущениям Зеэва Раза – третий раз был с ним, когда удалось победить потомка Амалека Саддама, готовившего нам погибель. Бог дает нам победу, когда мы ее заслуживаем, когда сами к ней стремимся, и готовы жертвовать ради нее. Потому что он не фраер. А мы – не всегда.