Имя Владимир - разумеется, с ударением на последнем слоге - давно стало в Израиле нарицательным для обобщенного обращения к новым репатриантам из стран бывшего СССР. Известный на всю страну актер театра и кино Владимир Фридман, кажется, добавил к этому определению еще одно значение. С его легкой руки имя Владимир стало также синонимом успеха и доказательством того, что талант остается талантом - даже если приходится начинать жизнь практически сначала, а карьеру - с абсолютного нуля. Беседа с воистину народным артистом Фридманом продолжает цикл предновогодних интервью "Вестей". Наши герои - репатрианты, добившиеся успеха в Израиле и пережившие вместе со всей страной трудный военный год.
Фридман приехал в Израиль, когда ему было уже за 30. Без связей, без иврита и какого-либо представления, как работает местный рынок. Суть да дело, но большую часть жизни он уже прожил здесь. И вот результат: более 75 сыгранных героев в кино и на телевидении, главные роли в театре, переполненные залы на концертах. Новую жизнь в Израиле он построил своими руками (и при поддержке любимой супруги Люды, которая, по его словам, верила в него с самого начала знакомства и продолжает поддерживать по сей день).
- Володя, в этих беседах мы пытаемся подвести итоги непростого года, который, по сути, начался 7 октября 2023-го. Каждый из нас переживает этот период по-разному. Немало репатриантов, которые в свое время сделали выбор в пользу Израиля, тоже волей-неволей задумываются о правильности своего решения. Ведь положа руку на сердце - мы все приехали сюда, чтобы не просто жить в еврейском государстве, но и вообще для того, чтобы жить, не так ли?
- Прежде всего давай сразу перейдем на "ты". Иначе как-то даже неловко получается. А по сути дела, каждого из нас этот год немного изменил. Много мыслей в голове, много попыток осмыслить, что было и что будет. Сказать тебе абсолютно откровенно? Меня эти мысли стали посещать даже не 7 октября, а несколькими годами раньше.
- В период коронавируса?
- Именно. Во время пандемии я впервые осознал, что я не в состоянии управлять собственной жизнью. Я всегда старался делать только то, что считаю правильным, под всеми своими поступками всегда готов подписаться: хорошие, плохие ли, но они мои. Но тогда все человечество закрыли в собственных квартирах, и настал момент, когда пришлось задуматься: а выйдем ли мы из этих квартир вообще, будет ли жизнь после? Я вполне допускал, что все: потрепыхались - и хватит. Именно тогда впервые посетила мысль, что вокруг происходит что-то нехорошее, с атмосферой что-то не так.
- Что именно?
- К примеру, в моей профессии люди вдруг стали работать по Zoom, какие-то профессии вообще оказались не нужны, целые отрасли стали анахронизмами. Все очень сильно поменялось.
- А когда пандемия закончилась?
- Практически сразу же началась война в Украине. Я живу в Израиле с 1 апреля 1991 года, то есть почти 34 года, у меня в Украине нет ни родственников, ни знакомых. Даже в России родных у меня больше нет. Но эта история коснулась и меня лично. Я просто не мог поверить: неужели подобные вещи могут происходить сегодня?! А потом сюда стали прибывать люди, бежавшие от войны. Я с ними общаюсь, с некоторыми даже сталкиваюсь по работе. Тогда я начал понимать, что просто не могу осознать происходящее вокруг. Здравым умом этого не понять.
- А потом наступило 7 октября. Где тебя застал этот день?
- Как ни странно, в Тбилиси, я снимался там в одном израильском фильме. Мой обратный билет был заказан именно на 7 октября. Утром того дня я проснулся - и увидел в новостях все, что происходит. Встречаюсь на завтраке со съемочной группой, которая должна продолжать съемки в Грузии. Они как ни в чем не бывало продолжают работать. Когда я спросил, знают ли они, что творится в Израиле, они оказались в курсе, но мало кто понимал тогда масштабы случившегося.
- Тебе удалось вернуться в страну, учитывая творившийся тогда бардак?
- Как ни странно - да, самолетом "Эль-Аль", прямым рейсом в Тель-Авив. Еще поинтересовался у таксиста, который вез меня домой, что происходит. Тот лишь махнул рукой: все, мол, будет хорошо.
- Слово "хорошо" в данной ситуации звучало практически сюрреалистически?
- Мне сразу по приезде стало ясно, что ситуация изменилась. Было непривычно тихо на улицах, на дорогах, на детских площадках. Ощущение, что что-то происходит, причем в таких масштабах, что даже осознать суть проблемы непросто.
- Не секрет, что культура принимает на себя первый удар после катаклизмов в сфере безопасности. Как война сказалась на твоей работе?
- Я - фрилансер, по сути - сам себе хозяин. Понятно, что были отмены спектаклей и концертов - и даже спросить толком не у кого было. Было ощущение, что никто ничего не понимает. А потом, пару месяцев спустя, меня попросили дать интервью израильскому изданию в связи с выходом сериала "Ха-Цви". Этот сериал был чуть ли не единственным, которому удалось добраться до экранов в тот период, даты других премьер были отложены - по разным причинам. Но тот сериал, действие которого происходит в XIX веке, никого на тот период не раздражал, поэтому его и стали транслировать. Так вот, возвращаясь к интервью, журналистка задала мне примерно тот же вопрос. Только не про год после 7 октября, а про первые два месяца.
- И что ты ответил?
- Примерно то же, что и тебе, - растерялся. Что тут сказать? Жизнь, с одной стороны, продолжается, а с другой - какая тут жизнь, когда на каждом углу на тебя с плакатов смотрят люди, страдающие в плену в Газе? Этот диссонанс сопровождает нас уже довольно долгое время.
- То есть понимания того, как продолжать жить в совершенно ненормальной ситуации, к тебе до сих пор не пришло?
- Я отвечу на твой вопрос совсем недавно произошедшей историей из жизни, одной из многих подобных, кстати. Где-то с месяц назад меня пригласили выступить в Маалоте. Приехал, распаковываю гитару - и краем глаза вижу, как рядом, за кулисами, с тревогой в глазах переговариваются двое представителей муниципалитета. Думаю, может, они представить меня хотят, говорю им, мол, необязательно это, я сам могу. А они: "Да нет, мы просто должны людям напомнить, что в случае сирены им бежать никуда не нужно - только пригнуться в креслах и прикрыть головы руками. Время прилета у нас - 0 секунд, чего зря энергию тратить".
- Ничего себе!
- Вот и я так подумал. Говорю им: "То есть зрители прекрасно понимают, что в случае ракетного удара по зданию ничего хорошего тут уже не будет, - но все равно пришли?" Оба кивнули в ответ. И тут у меня вырвалось: "А у артиста вы спросили, что он об этой перспективе думает?"
- И действительно - что ты подумал?
- Я вышел на сцену и начал концерт историей, которую рассказал тебе сейчас. В зале, конечно, падают со смеху, так что верное начало концерту было положено, и он действительно прошел просто замечательно. Слава богу - у нас действительно народ, который привык ко всему и умеет жить, несмотря ни на что. А это - тоже искусство, честное слово.
- Искусство - или затянувшаяся пьеса театра абсурда?
- Можно сказать и так. Но - идет война, я никак не могу повлиять на ее ход. Вот еще одно наблюдение: я недавно закончил работу в фильме, который снимался в Болгарии. Все получилось - надеюсь, что фильм будет хорошим. Но по дороге туда, в аэропорту Бен-Гурион, и на обратном пути ты проходишь через длинный ряд портретов заложников в аэропорту. На каком-то этапе ты вдруг понимаешь, что это становится частью фона - и это ситуация, с которой трудно смириться. Инстинктивно ты знаешь, что так нельзя, но как нужно - тоже не очень понимаешь. Поэтому просто продолжаю жить и работать.
- И как работается в такой ситуации?
- По-разному. Были концерты на юге и на севере, которые пришлось переносить, но нет проблем - я все понимаю. С другой стороны, не могу припомнить даже один проект, который не состоялся из-за войны. Возвращаясь к пандемии: тогда ведь тоже казалось, что все рухнуло. А потом приспособились. Вдруг я получил огромный мейл с новыми указаниями: при заходе на съемочную площадку надевайте красный браслет, чтобы все знали, что вы уже после грима. Маску снимать только после команды "Экшн". В каждой съемочной группе появился новый член команды, отвечающий за протирание рук антисептиком. Нельзя, конечно, сравнивать обе ситуации, но люди привыкают ко всему. Хотя есть вещи, к которым привыкнуть нельзя.
- Например?
- Снялся я в студенческом фильме, который все никак не мог выйти, потому что премьера должна была состояться на кинофестивале в Сдероте. В конце концов фестиваль начался, я приехал на премьеру - смотрю фильм в первый раз. И вдруг в титрах вижу имя парня, которого очень хорошо знал, в черной рамке. Сначала я даже не понял, не у кого было спросить. А потом спросил у режиссера: "А что с Амитом?" "Его убили в Газе", - ответила она. Я ехал домой и по дороге все думал: "Какой, к черту, фестиваль, к чему это все?"
- Но с другой стороны?
- С другой стороны, там собралось много людей, они смотрели кино, были счастливы - и хорошо, что так есть. Вот это - наша жизнь в последний год. К лучшему или к худшему.
- В одном из прошлых интервью ты процитировал фразу своего друга Яна Левинзона, который сказал, что "Израиль мне был больше нужен, чем я ему". Ты сказал, что эта фраза была очень важна и для тебя тоже. Чем она зацепила тебя тогда и насколько актуальна для тебя же сейчас?
- Скажу сразу - она важна и сейчас тоже, это аксиома. Возвращаясь к 7 октября: я жил в Грузии, в красивой гостинице, и все было хорошо. Но для меня было очень важно вернуться домой, потому что моя страна оказалась в беде, мой дом - он здесь. Но ты ведь спрашиваешь, что было тогда и почему я принял решение приехать?
- Да, я именно об этом.
- Это очень личная история. Не вдаваясь в подробности, могу сказать так: в моей жизни был момент, когда я решил круто изменить жизнь и переехать в Израиль. Мне тогда был 31 с половиной год, число прожитых лет просто отпечаталось в голове. Там, где я жил и работал, - я больше так не хотел. Переезжать из Томска в Омск казалось чем-то вроде шила и мыла. Начинать карьеру в Москве, где и без тебя все звезды, а у тебя шестилетний ребенок, - тоже несподручно. И поэтому я, как тот Мюнхгаузен в исполнении Янковского, решил вытащить себя за волосы из сложившейся ситуации.
- И переехал в Израиль, понимая, что и здесь особо никто не ждет?
- На мое счастье, иллюзий на этот счет у меня никогда не было. Никакие сладкоголосые зазывалы из Сохнута меня ничем сюда не манили, я их никогда и не видел до переезда. Я прекрасно понимал, что Израиль как-то жил до меня и продолжит жить и после. Но мне нужен был этот шанс - изменить жизнь. И Израиль позволил мне это сделать.
- Ты к тому времени уже был сложившимся актером. Неужели не было опасений?
- Конечно, я хотел быть актером, на зубного врача переучиваться мне было уже поздно. Но я старался об этом не думать. Мне было важнее все изменить, а по поводу работы - тихо надеялся, что у меня что-то получится.
Я слышал, что в Израиль рвануло много русскоязычных, и надеялся, что им, наверное, понадобятся свои парикмахеры, журналисты, а может даже - и актеры. И я скромно верил, что если чего-то стою как человек искусства, то это, наверное, как-то проявится. А если не проявится - значит, не такой уж я хороший артист, как думал и надеялся. Эта ситуация меня немного страшила, но, с другой стороны, она была честной.
Если бы это было пьесой, то это была идеальная постановка про выживание. Обратной дороги нет, билет в один конец - и я сам выбрал для себя эту роль. Я хотел пройти это испытание. А дальше - будь что будет.
- Но сейчас, после того как ты снялся в 75 фильмах, а также во многих сериалах и театральных постановках, ты считаешь свою историю результатом тяжелой работы успешного актера или удачно сложившимися обстоятельствами? Фортуной?
- Про себя я говорить ничего не буду, пусть другие говорят. Но это только со стороны может показаться, что у меня получалось абсолютно все. Могу вспомнить сотни проб, из которых ничего не вышло, десятки ролей, которые очень хотелось сыграть, но не срослось.
С другой стороны, с 1996 года, когда я стал независимым актером, - я зарабатываю только выступлениями и съемками. Все предложения заносятся в рабочий дневник. И да, до сегодняшнего дня я переживаю, появятся ли там новые предложения, новые контракты. А может, я уже вышел в тираж и никому не нужен? К счастью, всегда рядом со мной жена Люда, которая меня успокаивает и не дает впасть в совершенно излишнюю панику.
- И все же - в чем заключается секрет актера Владимира Фридмана?
- Наверное, в том, чтобы хорошо делать свою работу. И еще - поскольку страна маленькая, нужно уметь расставаться с людьми. Не бить режиссеров на съемочной площадке, к примеру, не говорить гадости про коллег. Я практически не хожу на премьеры и не тусуюсь с нужными людьми, никогда никого ни о чем не прошу. Есть свято уверенные в том, что это моя плохая черта. Но так уж сложилось. Живу с тем, что есть, и даже немного горжусь этим.