"В первую неделю я даже не думала, что когда-нибудь буду чувствовать себя иначе. Я одновременно испытывала шок, боль, страх и необычайную ярость. Но в глубине души я верила, что через неделю мне хоть немного станет легче, - рассказывает А. из центра Израиля. - Однако этого почему-то не случилось - даже через два месяца. Шок прошел, но осталась глубокая печаль. Это состояние не только не проходит, а, напротив, усиливается, когда сталкиваешься со все новыми и новыми трагическими историями. Тревога отступила, но возникло сильное беспокойство за наших солдат и заложников в Газе. Нарастает злость, когда наблюдаешь за бесчувственностью, глупостью, а порой и откровенной подлостью наших руководителей. Если в первые недели было чувство единения и сплоченности, то в последнее время проявления ненависти и агрессии снова стали заметны на улицах и в соцсетях – даже в том, что касается вопроса возвращения заложников. Это приводит к отчаянию, парализующему волю". Подобные ощущения испытывают многие израильтяне, с которыми мне довелось беседовать во время подготовки этой статьи.
Мы ждем, что боль и отчаяние утихнут и сменятся надеждой и оптимизмом. Но и спустя два месяца после 7 октября нет ни малейшего облегчения. Люди, с которыми я общалась, говорят о подавленности, об ощущаемом ими диссонансе между рутинной жизнью и постоянной тревогой за похищенных и их родственников, об эмоциональном выгорании.
Официальные данные также указывают на то, что восстановление душевного равновесия нации еще даже не началось. По данным Центра исследований суицида имени Лиора Цфати при академическом колледже Руппин, через месяц после черной субботы 43% израильтян страдали от депрессии, а 30% демонстрировали симптомы ПТСР (посттравматического стрессового расстройства). За два месяца до войны эти цифры составляли 24% и 16% соответственно.
Другое исследование, проведенное психологами доктором Даниэлем Файнгольдом, профессором Даной Цур-Битан и профессором Ювалем Нерия, показало, что 16% опрошенных стали больше курить, 10% - пить, а 5,5% - употреблять каннабис. 11% респондентов стали чаще принимать успокоительные препараты, 10% - снотворное, а 8% - обезболивающие препараты. Израильтяне бегут от реальности и имеют на это все основания.
"Тыл брошен на произвол судьбы, - говорит клинический психолог доктор Адас Шаарабани-Сайдон. - Те, кто пострадал непосредственным образом, получают помощь, но их родственники, а тем более люди, непричастные к трагическим событиям, - нет". Шаарабани-Сайдон возглавляет команду психологов, оказывающих помощь жителям приграничной полосы в рамках волонтерского проекта "Гражданский штаб". Она подробно описывает, как мы сумели вытеснить на периферию сознания определенные чувства, но обнаружили, что другие усилились. "Избегание и самоизоляция стали первым механизмом психологической защиты, задействованным многими из нас, - объясняет она. - Люди не выходили из дома, боялись ходить за покупками, подскакивали от рева мотоцикла. Потом вроде бы возвращались к обычной жизни, к выполнению рутинных обязанностей, поскольку не было иного выхода – нужно было отводить детей в сад, покупать еду. И теперь мы имеем то, что имеем: депрессии, тревожные состояния, которые невозможно облегчить. Речь идет о тревоге экзистенциального порядка, касающейся нашей жизни в Израиле, страхе, что нам, израильтянам, не будет места в этом мире. Поэтому мы наблюдаем так много людей в тяжелейшем состоянии, которым не удается достичь душевного равновесия".
Значительная часть описанных выше проблем связана, среди прочего, с проблемой дозирования новостей. Доктор Шаарабани-Сайдон говорит, что в первые недели после 7 октября все были круглосуточно прикованы к новостям. Потом уровень потребления новостей постепенно сократился, но снова взлетел вверх, когда освобождали заложников. "Это были очень тяжелые трансляции, - говорит она. - Лелеемая нами фантазия, что все будут спасены, разбилась вдребезги, и снова вернулось ощущение отсутствия контроля над ситуацией. Это был психологический террор. Несмотря на радость в связи с возвращением пленников, трансляция их освобождения способствовала ухудшению психического состояния многих израильтян".
По мнению Шаарабани-Сайдон, подобные новостные "фестивали" никому не приносят пользы. Это причиняет боль родственникам заложников и вредит израильскому тылу, мешает нормальному функционированию рынка труда.
- Никто не заставляет нас смотреть новости.
- Дело в том, что в нынешней ситуации у граждан нет свободы выбора. Огромное эмоциональное бремя и экзистенциальная тревога вынуждают подавляющее большинство израильтян потреблять информацию в совершенно аномальном количестве. Это крайне неудачная попытка самоуспокоения, как будто от того, что мы будем больше знать, вернутся контроль над ситуацией и прежний порядок. Те люди, которым удалось преодолеть себя и не смотреть жуткие видео 7 октября, не отрывали глаз от трансляции возвращения заложников из Газы. Однако вместо облегчения они попали в ловушку психологического террора. Кого следовало освободить в первую очередь - пожилую женщину или молодого мужчину, почему ребенок важнее, чем старик? Люди пытались объяснить, почему были расставлены именно такие приоритеты. Все это не только не успокоило людей, а ухудшило их состояние.
►Мы идентифицируем себя с жертвами
Йоав Коэн-Манор, психотерапевт, специализирующийся на библиотерапии, около месяца назад создал сайт, на котором собирает и описывает сновидения израильтян. "Хранилище снов нации, не спящей с 7 октября" - так называется созданный им ресурс. На сайте публикуются описания снов анонимных пользователей. Это необходимо Коэну-Манору для исследования.
"Содержание сновидений отражает две основные тенденции, - объясняет он. - Во-первых, боль и страх не проходят со временем, а, во-вторых, все израильтяне воспринимают произошедшее с жертвами террора как нечто, что случилось непосредственно с ними самими. Речь идет о беспрецедентном уровне вовлеченности. На физическом уровне убийцы проникли лишь в населенные пункты приграничной полосы, но в психологическом плане они сумели проникнуть в каждый израильский дом".
- Это ведь известное явление, когда людям снятся сны, будто они сами пережили нечто ужасное, - под воздействием чтения или просмотра материалов о каких-либо трагических событиях, например, о Холокосте.
- Верно, во сне мозг использует все данные, которые он сохранил на протяжении жизни. Мне, например, может присниться, что я нахожусь на "Титанике", поскольку я смотрел одноименный фильм. Но в данном случае мы сталкиваемся с чем-то другим: нам снится не период, который был и закончился, а нечто существующее в реальном времени, то, что все еще продолжается. Людям снится, что они ищут заложников посреди разрушенных домов в Газе. Иногда им снятся конкретные люди, похищенные 7 октября, с которыми они не были знакомы лично. Мы полностью идентифицируем себя с жертвами трагедии, все это как будто произошло с нами, хотя с нами этого не происходило.
В попытке объяснить, почему депрессивная подавленность в обществе лишь усиливается, Коэн-Манор говорит о тесной связи между личными и национальными аспектами сознания значительной части израильтян. "У этой войны две цели – победить врага и вернуть заложников. Однако пока что мы не в состоянии добиться ни первого, ни второго, - говорит он. - Когда была возвращена первая партия похищенных, мы искренне радовались, но радость была не полной, поскольку в плену оставалось много израильтян, и их положение становится хуже день ото дня. Продолжают поступать сведения о том, какой ад пришлось пережить пленникам. При этом мы все еще далеки от победы. В обществе постепенно назревает понимание, что невозможно одержать ту победу, на которую мы рассчитываем. Это не похоже на другие войны, в которых нас атаковали, а мы успешно отражали нападение. В нынешней ситуации это вряд ли возможно. Ни один голливудский продюсер не возьмется за эту историю, потому что у нее не может быть хэппи-энда".
- Как это влияет на нашу психику?
- Человек мыслит историями, так работает наш мозг. Мы переживаем конфликт, находимся в сильном напряжении, а когда конфликт исчерпан - поступает сигнал, что можно расслабиться и двигаться дальше. Однако вот уже долгое время конфликтная ситуация не заканчивается, напряжение не спадает. Тяжелее всего мы переносим неопределенность, поскольку это означает, что над нами постоянно нависает опасность.
Коэн-Манор напоминает, что в канун войны израильское общество пребывало в довольно тяжелом эмоциональном состоянии. "Страна была расколота надвое, большая часть народа не доверяла политическому руководству, - отмечает он. - После 7 октября израильтяне отбросили разногласия и продемонстрировали сплоченность во имя общей цели. Однако всего через несколько недель грязная политика вернулась в нашу жизнь – взять, к примеру, историю с переводом коалиционных денег. У многих это вызывает острое чувство заброшенности, как будто родители, призванные защищать своих детей, оставили их. В стране война, солдаты гибнут на фронте, граждане переживают тяжелые времена, а власть занята распределением льгот. Когда родители о тебе не заботятся, когда ты чувствуешь, что ты им не интересен, что они заняты исключительно собственным выживанием, это вызывает у тебя тревогу, гнев, но больше всего отчаяние. Нам было бы намного легче, если бы у нас был лидер, вокруг которого мы могли сплотиться, веря в искренность его намерений. Увы, на данный момент такого человека в израильской политике нет".
►Даже те, кто сумел чем-то занять себя, живут в параллельных мирах
В последние недели детские сады и школы возобновили работу, большинство из нас вернулись к привычной трудовой рутине. Однако мы перестали заниматься тем, что делало нашу жизнь осмысленной после 7 октября, - волонтерством.
"Люди неделями работали в команде, у них была общая цель. И вдруг все закончилось. Как теперь вернуться домой, к работе с компьютером? - говорит клинический психолог, доктор Орталь Шимон-Раз. - В такой переходной ситуации люди отчаянно нуждаются в поддержке, которую они заслужили".
Шимон-Раз, преподаватель университета имени Райхмана, оказывает первичную психологическую помощь в рамках двух волонтерских проектов. Она указывает на еще одно изменение последних недель, усугубившее ментальное состояние многих израильтян: исчезло чувство единения, царившее в первый месяц после трагических событий. И связано это не только с политическими разногласиями.
"Вначале из-за невероятных масштабов постигшей нас беды люди чувствовали себя единым целым, - объясняет она. - Все пребывали в абсолютном шоке, испытывали страх смерти, чувствовали необходимость бороться за выживание. С течением времени возрастают усталость и выгорание, вновь обостряются разногласия. Люди начинают понимать, что не все находятся в одной лодке, у каждого она своя – в зависимости от того, насколько он или его близкие пострадали, а также от индивидуальных механизмов адаптации".
- Что это значит?
- Есть те, кто в той или иной степени вернулся к нормальной жизни, а есть те, кто несет боевую службу. Есть те, кто вроде живет обычной жизнью, но у него есть родственники или друзья, кто был похищен или воюет в Газе. Мы все на войне. Каждый из нас начинает утро с новостей, узнает о погибших солдатах. Поэтому "рутина" - не самое подходящее слово в этой ситуации. Со временем становится ясно, что некоторые адаптируются к новой реальности, а другим это не удается.
►Ничего не закончено, будущее туманно
У разных категорий людей свои трудности. У родителей маленьких детей – одни, у тех, чьи сыновья и дочери в армии – другие. Те, чьи доходы существенно пострадали из-за войны, совершенно в иной ситуации, чем те, кто работает в обычном режиме. Близкие заложников, жертв резни или погибших в бою переживают происходящее несравнимо болезненнее, чем остальные. Многое также зависит от возраста, полагает доктор Шарон Зив-Бейман, клинический психолог, руководитель Института психотерапевтических исследований академического колледжа Тель-Авива-Яффо. "Большинство израильтян испытывают намного больше горя и чувства вины, чем в прошлом, но есть различия между разными возрастными группами, - объясняет она. - Мне 59 лет, я с грустью говорю себе: да что же происходит в этом мире – то коронавирус, то нынешняя беда. В то же время мои дети, которым от 18 до 30 лет, намного легче, чем я, вернулись к привычной рутине. С возрастом мы ощущаем бремя прожитых лет, в нас больше горечи, больше тревог за будущее детей и внуков".
Не помогает и то, что мы наблюдаем за пределами Израиля. "Израильская буржуазная прослойка тешила себя иллюзиями, что, мол, если станет совсем тяжело, мы уедем отсюда, - говорит Зив-Бейман. - Но все, что происходит за границей, разбило эту фантазию. Некоторые в большей степени, чем прежде, испытывают чувство безвыходности и задаются вопросами о том, выживем ли мы вообще".
- Почему возникают подобные мысли?
- Есть ощущение, что мы многого не знаем, не понимаем до конца ситуацию, в которой оказались после 7 октября. Это похоже на то, что чувствует человек, узнавший, что у него тяжелое заболевание: никто не может сказать, как будет развививаться недуг, в чем это будет выражаться, какие лекарства следует принимать, какие будут побочные эффекты. Он лишь понимает, что жизнь кардинально изменилась. Мы все еще не знаем, чем все закончится, будущее туманно, как вести себя в новой реальности - непонятно. Возникают растерянность, боль, отчаяние. Даже не зная точно, как будут развиваться события, мы понимаем, что попали в беду. Произошло нечто столь чудовищное, что переварить это сложно - трудно радоваться, трудно чем-то наслаждаться. Тем не мнее тяга к жизни рано или поздно возьмет верх.
"Мы все еще пытаемся рассказать себе историю произошедшего, - говорит Зив-Бейман. - Проблема в том, что она не завершена. Мы не знаем, что произойдет дальше. Сколько продлится военное противостояние – год, два? Возьмет ли правительство на себя ответственность и уйдет в отставку? Или нам снова придется выходить на улицы – как перед войной? Вернутся ли все заложники? Не случится ли еще одна черная суббота? Мы все время на взводе, готовы ко всему. Мы понимаем, что оказались в очень нехорошей ситуации – и потому, что окружены врагами, и потому, что наш народ по-прежнему расколот. Но, с другой стороны, невозможно не восхищаться этим замечательным народом. Не каждый способен уладить в своей голове подобные противоречия".
Перевод: Гай Франкович