За последние несколько десятилетий в Израиле можно было трижды увидеть интерпретации мифа об иудейской царевне Саломее. И вот теперь третья версия, ее представил театр "Гешер" в рамках фестиваля Jaffa Fest.
В 2011 году Виктюк привез свою версию пьесы Оскара Уайльда, в которой, при всей любви к творчеству Романа Викторовича, от уальдовской "Саломеи" осталось совсем немного. У Виктюка со сцены читали стихи Бальмонта, пел Том Уэйтс, а на сцене герои сливались почему-то в страстном танго в постановке Аллы Духовой.
В начале 2019 года Итай Тиран поставил свою версию легенды - одноименную оперу Рихарда Штрауса. Тиран превратил постановку в сюрреалистический космический боевик, окончательно закрепив за собой имидж режиссера, постановки которого пропускать нельзя.
Третью версию "Саломеи" представил в рамках фестиваля Jaffa Fest театр "Гешер". Эта постановка неожиданна прежде всего потому, что идет на английском языке. За режиссуру отвечает очень раскрученный - в прошлом российский, а сейчас европейский режиссер Максим Диденко, лауреат "Золотой маски" и полного набора других театральных регалий.
Кроме того, постановка изначально делалась с дальним прицелом на Европу: в феврале 2025 года она будет в течение двух недель идти на сцене знаменитого Royal Haymarket, одного из самых известных и респектабельных театров Лондона,
В отличие от творческого издевательства Виктюка над шедевром Уайльда (а это действительно шедевр, прежде всего - литературный), Диденко погрузился с головой в монументальный поэтический текст пьесы и попытался осмыслить его так, как задумывал автор.
О том, насколько глубоко режиссер работал с источниками, может указать хотя бы появление на сцене самого непонятного (до поры до времени) символа постановки - огромной зеленой ящерицы (или змеи), которую прислужники царя Ирода выносят так, как будто речь идет о китайском церемониальном драконе.
"Второе пришествие" ящерицы произойдет в ключевой сцене - знаменитом "Танце семи покрывал", за который Саломея требует от царя Ирода страшную плату - голову пророка Иоканаана на серебряном блюде.
Символ на первый взгляд кажется непонятным и не имеющим никакого отношения к общей эстетике постановки. Однако погружение в историю выявляет неожиданный факт, который все расставляет на свои места, Оказывается, когда шла подготовка к первой постановке, Уайльд предложил сделать костюм Саломеи "зеленым, чтобы та напоминала диковинную ядовитую ящерицу". Интересно и то, что первой исполнительницей роли иудейской принцессы должна была стать Сара Бернар, которую Уайльд называл "змеей древнего Нила".
Диденко пытается сохранить оригинальную эстетику текста Уайльда и дальше. Над сценой постоянно висит луна, которую художник-постановщик Галя Солодовникова "наградила" несколькими орбитами. Так, небесное светило, интерес к которому проходит через все творчество Уайльда и особенно ощущается в "Саломее", словно наблюдает за происходящим во дворце тирана и отбрасывает на него зловещую тень. Луна отражается и в круглом бассейне в центре сцены, вокруг которого мечутся главные герои, пытаясь предотвратить события, трагический исход которых известен заранее.
Образ Саломеи также трактуется здесь вполне согласно замыслу драматурга. По воспоминаниям современников, Уайльд относился к своей героине неоднозначно и в своей интерпретации библейского сюжета о смерти Иоанна Крестителя (Иоканаана) представлял Саломею то воплощением чистоты, то вместилищем порока.
Актриса Нета Рот добавляет в образ царевны и другие черты, превращаясь на наших глазах из упрямой девочки в одержимую похотью гетеру, одержимой лишь одной страстью: поцеловать Иоканаана в губы, любой ценой.
Откуда извлекает эта 22-летняя девушка, для которой речь идет о первой серьезной драматической роли в театре, весь этот фейерверк чувств и эмоций - понять немыслимо. Равно как и оторвать от нее глаза на протяжении всего спектакля, даже когда Рот не принимает активного участия в диалогах, а просто находится на сцене, "проживая" свою героиню.
Как всегда замечательный Дорон Тавори играет в постановке роль Ирода и традиционно не разочаровывает. Его царь похотливо наблюдает за Саломеей и лишь дурные знамения (а также зоркий взгляд Иродиады) удерживают его от по-настоящему безрассудных поступков. А Лена Фрайфельд со своей царственной грацией - практически идеальная Иродиада. Только ее способность раз 30 произнести во время спектакля словосочетание "дочь моя" и ни разу не повториться в интонации заслуживает восхищения.
Пожалуй, единственным серьезным отступлением от канона Уайльда в новой постановке является лишь образ Иоканаана. Но здесь тонко чувствующий музыку режиссер просто не смог отказать себе в искушении использовать невероятные вокальные таланты исполнителя. Шир Саяг обладает широким вокальным диапазоном и красивым тембром голоса. А композитор Луи Лебе превратил пророчества Иоканаана в практически ангельские песнопения, которые Саяг исполняет вживую - очень точно и проникновенно.
С интерпретацией образа, как уже было сказано, можно спорить. Но всякий раз, когда поднимается заслон "пещеры", в которой томится пророк, зрители замирают в ожидании его нового откровения. До тех пор, пока дверь не падает вниз с лязгом, напоминающим звук гильотины - или меча палача.
Нет сомнений, что сюрприз "Гешера" по случаю открытия очередного театрального фестиваля удался. Постановка вполне заслуженно принималась овациями, и на всех показах в рамках фестиваля в зале были аншлаги.
Как будет принята постановка израильского театра искушенной лондонской публикой - вопрос другой, и предельно интересный. Для того, чтобы узнать это, придется подождать несколько месяцев. И надеяться на то, что "Гешер" расщедрится и по доброте душевной покажет "Саломею" до этого еще пару раз. Хотя бы для того, чтобы актеры не подзабыли роли, а не успевшие посмотреть премьеру зрители восполнили культурный пробел - и заодно подучили английский.