Д-р Вадим Банкович - заведующий ортопедическим комплексом больницы "Сорока" в Беэр-Шеве. Он один из ведущих специалистов Израиля в своей области. Его жена - радиолог той же больницы. У супругов 4 детей, трое из них сейчас на войне. "Мы сталкиваемся с непостижимыми человеческими драмами. Я оперировал ребенка, на глазах которого убили его родителей. Сам ребенок при этом был ранен в ногу и в живот", - рассказывает доктор Вадим. Сочувствуя раненым и разделяя их переживания, он при этом профессионально выполняет свою работу. Как это удается израильским врачам, спасающим сейчас раненых в бойне ХАМАСа? Этому посвящена публикация издания "Калькалист".
59-летний доктор Вадим столкнулся с тяжелой эмоциональной нагрузкой: в операционную, которой он руководит, начавшую работать круглосуточно и без выходных, поступило беспрецедентное число людей, раненных в ходе этой войны. В отделении происходят непростые встречи евреев с арабами. Один из врачей-мусульман перестал уходить домой после начала войны.
Вадиму приходится сохранять хладнокровие во время работы, при этом трое его сыновей призваны в армию и участвуют в боевых действиях. "У нас есть условные знаки. Я отправляю семье сообщения, и если появляется сигнал в виде двух синих галочек, значит, сообщение прочитано, все в порядке, и отвечать не надо, – рассказал он корреспонденту издания Calcalist. – Согласно статистике, во время войн большинство раненых имеют ортопедические проблемы. Если речь не идет о ранениях спины, позвоночника, живота или головы – то поврежденными оказываются конечности. Из-за того, что большинство раненых страдают такими травмами, они попадают в наше отделение.
Мы делаем все, чтобы спасти конечность, а в ряде ситуаций - и жизнь. Иногда, к большому сожалению, приходится прибегать к ампутациям. Это происходит, если раненому наложили кровоостанавливающий жгут - и прошло много времени до того, как он смог получить лечение.
За первые полутора суток войны в нашу больницу поступили более 600 человек с различными ранениями. Событий такого масштаба в стране еще не было, а может, и во всех развитых странах давно не было такого числа раненых одновременно. Мы оказывали помощь военнослужащим и участникам фестиваля в кибуце Реим. Это очень тяжелое зрелище в эмоциональном плане. Например, к нам поступил ребенок, раненый в ногу и в живот, на глазах которого террористы убили его родителей. И после всех этих ужасов нам приходится выполнять свою работу.
Мне тяжело даже говорить об этом. Некоторые врачи, закончив смену, начинали плакать. Вместе с тем отделение работает отлично. Ранее мы сталкивались с драмами, вызванными ДТП. Но столь высокое число раненых мы видим впервые".
– Вы абстрагируетесь от личных историй, чтобы лучше выполнять свои обязанности врача?
– Два года назад я оперировал собственную мать, она сломала ногу. Конечно, я умею отключаться. Любой хирург с минимальным стажем умеет выполнять свою работу так, чтобы эмоции не мешали ему принимать решения. Но если во время смены удается абстрагироваться от этого, по ночам преследуют мысли об увиденном.
– Три ваших сына в возрасте 19, 22 и 31 года призваны в армию и участвуют в боевых действиях на юге. Есть ли способ справиться с волнениями и подавить дурные мысли?
– Мой 19-летний сын находится на срочной службе, еще один сын - врач, а сейчас он экстренно призван в парашютно-десантную бригаду. Экстренную повестку получил и тот из сыновей, который служил парамедиком в подразделении "Маглан", а теперь учится на первом курсе медицинского факультета.
Я и сам неоднократно бывал в Газе, меня экстренно призывали по повестке № 8 во время операции "Литой свинец" и еще несколько раз. Эта местность хорошо мне знакома, но я не знаю, во что она превратилась в наши дни.
Да, в таких условиях непросто оставаться хладнокровным. Я пытаюсь отогнать от себя эти мысли, но не всегда это выходит. Я переписываюсь с сыновьями, посылаю им сообщения на WhatsApp. Мы пользуемся особым кодом при переписке. Мне достаточно увидеть сигнал о том, что мое сообщение прочитали. Я не хочу отвлекать сыновей, мне достаточно знать, что они живы.
У моего старшего сына 10 месяцев назад родилась дочка. Его жена прислала видео, на котором наша внучка делает первые шаги. Я сказал сыну: смотри, я не видел твои первые шаги, потому что в тот день дежурил в больнице, - и вот теперь та же история повторяется с тобой.
– Ваша семья оказалась полностью вовлеченной в эту войну.
– Это очень тяжело. Мы почти не обсуждаем призыв троих сыновей, говорить об этом слишком тяжело, особенно моей жене. Но мы ведем себя - как весь народ Израиля. Нет работника больницы в Израиле, которого бы не затронули тяжкие происшествия в стране. Мои знакомые все реже и реже ищут пропавших без вести или взятых в заложники. Эти события затрагивают всех, и моя жена также к этому причастна. Она врач-радиолог в больнице "Сорока", заведует отделением нейрорадиологии, занимающимся компьютерной томографией головы и позвоночника. Мы работаем круглосуточно в больнице и не имеем времени встретиться. Лично я с самого начала войны еще не побывал дома. Последний раз мы виделись, когда жена привезла мне пакет с одеждой из дома.
– Больницы – это своеобразный микрокосм внутри израильского общества. В какой бригаде вы работаете? Как идет работа?
– У нас работают выходцы со всего мира, отделение в этом плане напоминает Вавилонскую башню. Есть мусульмане, евреи, есть две христианки, вышедшие замуж за евреев, есть репатрианты из СССР с большим стажем пребывания в стране, вроде меня, а есть и те, кто приехал совсем недавно. Есть и бедуины. Все работают и отдают себя этой работе полностью. Люди отказываются уезжать домой и отдохнуть, все стараются внести как можно больший вклад.
Вчера я сказал врачу-мусульманину, который находится в отделении четвертый день подряд, чтобы он пошел отдохнуть, но он отказался. Пришлось прямо приказать ему сделать перерыв, но и тут он не подчинился. Здесь все такие, и это согревает сердце.
Я работаю в больнице "Сорока" 34 года, из нашего отделения были экстренно призваны в армию 5 врачей. Я позвонил одному из них, чтобы потребовать его прикрепления к больнице. У него, как и у меня, четверо детей. Но он ответил: "Я не могу, я – единственный врач в роте". Все делают свою работу без всякого пафоса. Иногда меня охватывает депрессия, вызванная моими личными волнениями в связи с войной. Но все четыре операционные нашего отделения работают круглосуточно и без перерывов с самого начала войны.
– Возникают ли проблемы, когда в отделении встречаются евреи с арабами?
– Иногда больные, пережившие ад, проявляют подозрительность. Но персонал относится к этому с пониманием и не обижается. То, что происходит у нас, может стать сценарием для сериала на канале Netflix, хотя из событий такого масштаба на ум приходит лишь Катастрофа.
Перевод: Даниэль Штайсслингер