Польский казус: что на самом деле так разозлило израильтян в законе о Холокосте
О чем на самом деле говорит закон, вызвавший острую реакцию в Израиле, и к чему могло бы привести его принятие в нынешнем виде без такой реакции
Полное название польского закона, поправка к которому явилась на этой неделе причиной официальных протестов Израиля и недовольства в широких кругах израильского общества, звучит так: закон об Институте национальной памяти - Комиссии по расследованию преступлений против польского народа.
Принятый в 1998 году, этот акт привел к ликвидации созданной после Второй мировой войны Главной комиссии по исследованию гитлеровских преступлений в Польше и передаче ее архивных материалов новому государственному учреждению - Институту национальной памяти. В полное название института вошло также и видоизмененное название упраздненной комиссии.
Идеологическая задача ИНП изначально состояла в насаждении теории "двух оккупаций", с часто подразумеваемым уравнением нацистских преступлений с политическими репрессиями, практиковавшимися в отношении польской элиты на территории СССР в ранний период Второй мировой войны (1939-1941), в период существования Польской Республики (1944-1952) и Польской Народной Республики (1952-1989). Кроме того, с принятием в марте 2007 года Закона о люстрации в сферу деятельности института помимо исследовательской и пропагандистской работы вошло осуществление люстрационных процедур в отношении польских граждан, сотрудничавших с органами госбезопасности ПНР.
Уже и общая постановка задач ИНП в сфере формирования польской национальной памяти могла бы стать в свое время поводом для политической рефлексии Израиля, равно как и аналогичная постановка задач в некоторых других государствах Восточной Европы, благо уравнивание гитлеровского геноцида и других нацистских преступлений с репрессиями коммунистических властей прямо подпадает под определение Рамочного решения Совета ЕС 2008/913/JHA о борьбе с отдельными формами расизма и ксенофобии средствами уголовного права. В статье 1, пункт 1d, данного документа уголовно наказуемым в странах ЕС деянием предложено считать "публичную апологию, публичное отрицание или публичную грубую банализацию преступлений, определенных в 6-й статье Устава Международного военного трибунала, приложенного к Лондонскому соглашению от 8 августа 1945 года, в отношении группы лиц, определенной по признаку расы, цвету кожи, религии, родства по восходящей линии, национального или этнического происхождения".
Никак не преуменьшая польских (и, конечно, не только польских) страданий от политических репрессий в период коммунистического правления, кажется все же, что уравнение этих репрессий с поголовным уничтожением евреев на оккупированных Германией территориях и с другими преступлениями нацистов как раз и является "грубой банализацией" последних.
Тем не менее Израиль достаточно слабо реагировал на идеологические процессы подобного рода в Польше и других государствах Восточной Европы, отдавая преимущество своим актуальным интересам, связанным с приобретением новых союзников, тем более что его отношения со "старой Европой" знали в последние десятилетия тяжелые времена. Во всяком случае, автору этих строк трудно припомнить эпизод, связанный со столь же прямой и резкой реакцией Израиля на некую частность чужого законодательства в области конструирования национальной памяти.
Выступление президента Ривлина в украинской Раде в сентябре 2016 года (на мероприятиях в память о 75-й годовщине расстрелов в Бабьем Яре - прим. ред.) содержало необходимое упоминание о причастности ОУН к массовому уничтожению евреев на Украине, но не имело привязки к конкретному законодательному акту украинского парламента или к решению правительства этой страны, хотя таких решений в духе глорификации местных коллаборационистов там в последние годы было немало. Но главное - киевский визит Ривлина и истерическая реакция на него украинских националистов не сопровождались официальными нотами израильского МИДа, заявлениями премьер-министра, членов правительства и оппозиционных политиков, не говоря уже о достаточно многочисленных и аутентичных изъявлениях общественного недовольства в печати. В этом отношении польский казус явился беспрецедентным.
Здесь трудно удержаться от предположения о том, что уровень официальной реакции Израиля на те или иные явления в существенной мере зависит от международной конъюнктуры: консервативное правительство Польши является в настоящее время объектом острой критики Запада, и подключиться к этому хору израильскому истеблишменту было достаточно просто, тогда как в отношении Украины и ее экзерсисов на поле "национальной памяти" все еще действует принцип "не замечать", продиктованный достаточно прозрачными политическими расчетами. Но попробуем игнорировать данный аспект проблемы и зададимся вопросом о том, является ли израильская реакция на польский казус объективно оправданной.
Общая задача данной поправки определяется в Пояснительной записке следующим образом: "На протяжении многих лет в общественном обиходе, особенно за рубежом, достаточно часто используются такие термины, как "польские лагеря смерти", "польские лагеря уничтожения" или "польские концлагеря". Бывает, что термины указанного типа постоянно используются определенными людьми или фигурируют в заголовках СМИ, печатных и радиоэлектронных. Наконец, существуют издательства и программы, преднамеренно фальсифицирующие историю вообще и новейшую историю в частности. Не приходится сомневаться в том, что такие противоречащие исторической правде заявления оказывают существенное влияние на доброе имя Республики Польша и польской нации, действенным образом разрушая образ Республики Польша, особенно за рубежом. Получатели поданной вышеуказанным образом информации подводятся к выводу о том, что ответственность за преступления Третьего германского рейха лежит на польской нации и польском государстве".
Далее в Пояснительной записке проводится спорная мысль о том, что Польше не хватает известных средств дипломатического протеста и/или судебного опротестования публикаций, содержащих упоминания о "польских лагерях смерти", в связи с чем обосновывается необходимость определения таких высказываний в качестве уголовного преступления. Но в целом постановка задачи выглядит в этой пояснительной части достаточно адекватно.
В самом деле, оккупированная немцами Польша не имела в годы Второй мировой войны собственной политической субъектности; часть ее территории была включена в Третий рейх в составе имперских земель Данциг - Западная Пруссия и Познань (позже Вартеланд), а на остальной территории Польши было учреждено немецкое генерал-губернаторство как орган прямого оккупационного управления. Немцы не создали в Польше марионеточного правительства, как это было сделано ими во многих оккупированных государствах Западной Европы, и, соответственно, в истории не было сколько-нибудь представительного польского органа, который должен был разделить с нацистами ответственность за совершенные им в данной стране злодеяния. Польское национальное движение, в отличие от украинского, литовского и пр., не стояло на позициях активного коллаборационизма с гитлеровской Германией. Из польских доброльцев не формировались дивизии СС по образцу французских, голландских, фламандских, валонских, датских, норвежских, албанских. Наконец, Треблинка, Освенцим, Хелмно, Белжец, Майданек, Собибор и пр. действительно были немецкими лагерями, и нежелание поляков слышать определение "польские лагеря смерти" заслуживает понимания и уважения.
Иначе говоря, если бы утвержденный сеймом законопроект полностью отвечал заявленной в Пояснительной записке задаче, т. е. сводился к запрету на публичное использование определений вышеуказанного типа, он, скорее всего, не стал бы поводом для официальных протестов Израиля и для заявлений израильских политиков, говоривших в последние дни о том, что новый польский закон содержит "прямые элементы отрицания Холокоста". Однако в действительности сейм принял поправку, которая не сводится к криминализации упоминаний о "польских лагерях" и вообще обходит данный пример стороной. Гласит же она следующее:
"Статья 55а, пункт 1. Тот, кто публично и вопреки фактам приписывает польской нации или польскому государству ответственность или совместную ответственность (odpowiedzialność lub współodpowiedzialność) за преступления Третьего германского рейха, определенные в 6-й статье Устава Международного военного трибунала, приложенного к Соглашению о судебном преследовании и наказании главных военных преступников европейских стран Оси, подписанному в Лондоне 8 августа 1945 года ("Журнал законов", 1947 год, позиция 367), или других преступлений против мира и человечества, или военных преступлений, или иным образом грубо преуменьшает ответственность фактических виновников этих преступлений, подлежит штрафу или лишению свободы на срок до трех лет. Приговор подлежит публичной огласке".
Далее в тексте следуют указания, освобождающие от уголовной ответственности тех, кто совершил запрещенные данной статьей деяния в рамках своей художественной или научной деятельности, и одновременно - определяющие применимость данной статьи к польским гражданам и иностранцам независимо от того, где именно совершаются инкриминируемые данной статьей деяния, и безотносительно к законодательным нормам в месте их совершения.
Здесь проблема уже очевидна. Формулировка odpowiedzialność lub współodpowiedzialność фактически подразумевает широкий запрет на упоминания о причастности польского народа к преступлениям нацистов, что явным образом противоречит исторической правде. 10 июля 1941 года в деревне Едвабна, находившейся на территории Белостокской области БССР (после войны эта территория была возвращена Польше) и только что оказавшейся в зоне немецкой оккупации, польскими жителями - без всякого участия немецких войск, которых в тот момент вообще не было в этой деревне, - было убито до 1600 местных евреев. Сначала их убивали поодиночке, а затем оставшихся загнали в овин и сожгли. Данный факт получил известность благодаря работе американского историка польско-еврейского происхождения Яна Томаша Гросса, автора вышедшей в 2001 году книги "Соседи", и польскому Институту национальной памяти в конце концов пришлось признать истинность установленных им фактов.
Случай Едвабны не был, увы, уникальным. Со вступлением немецких войск в город Щучин (Подляское воеводство) там был устроен погром, жертвами которого стали около сорока евреев, убитых местными польскими жителями; вскоре город отошел в состав Белостокской области БССР, и в зоне немецкой оккупации он снова оказался уже в июне 1941 года, после чего там немедленно и без всякого участия немецких солдат было убито около ста евреев. Позже польские жители неоднократно нападали на созданное немцами в Щуцине гетто, в результате чего там было убито, по некоторым свидетельствам, до трехсот евреев.
Случаи убийства уцелевших евреев поляками фиксировались и по окончании немецкой оккупации Польши, как это было в Кракове 11 августа 1945 года (точное число убитых не установлено) и в Кельце, где 4 июля 1946 года местными жителями было убито 42 и ранено 80 евреев (отметим в скобках, что в довоенном Кельце проживали 24.000 евреев, из которых к концу войны уцелели 163 человека, ставших объектом этой расправы). В обоих случаях поводом для нападений на евреев явился кровавый навет, причем в Кракове он носил необычную форму: генерал-лейтенант Н. Н. Селивановский, советник МГБ при министерстве общественной безопасности Польши, докладывал своему начальству, что местных евреев обвинили в том, что они убивают польских детей и сдают их кровь Красной армии.
Все это, разумеется, не учитывает огромного числа случаев бытового предательства, т. е. выдачи евреев немецким оккупационным властям, часто совершавшейся в отсутствие всякой угрозы тому, кто доносил о скрывавшихся евреях нацистам, и, с другой стороны, не затеняет реального подвига тех, кто с риском для жизни спасал своих еврейских сограждан. "Яд ва-Шем" признал праведниками народов мира 6706 поляков, и подвиг этих людей заслуживает особого уважения с учетом того, в какой атмосфере он совершался.
Таким образом, предпринятая сеймом попытка полностью очистить поляков от причастности к преступлениям нацистов действительно заслуживала твердой реакции Израиля. Если бы обсуждаемый закон не вызвал столь энергичных протестов, заставивших правительство Польши начать диалог с Израилем относительно изменения его формулировок, аналогичные законы были бы с большой вероятностью приняты вскоре и другими восточноевропейскими странами, так что их совокупность в самом деле составила бы отрицание Холокоста - или во всяком случае отрицание важнейших аспектов этой трагедии. Поляки имеют все основание для недовольства в связи с публичными упоминаниями о "польских лагерях смерти", и их позицию по данному вопросу уместно учитывать, но то, что они совершили с принятием обсуждаемого законопроекта, лежит в иной плоскости.
Еще по теме
Закон о Холокосте привел к серьезному кризису в отношениях между Израилем и Польшей
Польское ТВ обвинило евреев в "собственном истреблении" во время Холокоста
Раввин Исраэль Лау: "Поляки не виноваты? А кто заталкивал нас в вагоны?"
