Сегодня Люси 34 года. А прославилась она в девять лет, всего через два года после репатриации, – снялась в рекламе. В десять лет сыграла главную роль в фильме "Святая Клара", превратившем ее в кинозвезду, а в 13 стала самым юным лауреатом Премии Офира, израильского "Оскара". С тех пор она много работает в кино и театре, снималась в сериалах.
Дочь Альму, которой сегодня десять лет, она родила от актера Джонни Питерсона. Два года была замужем за режиссером Шаем Бен-Атаром. Последняя связь – с фотографом Эхудом Хакером – завершилась четыре месяца назад. Из-за неудачных инвестиций в стартап Люси оказалась по уши в долгах, но потом смогла уладить финансовые проблемы и подписала контракт на очередную рекламную кампанию.
А 1 августа актриса Люси Дубинчик выпала из окна своей квартиры на четвертом этаже.
Впервые мы встретились через десять дней после того, как ее нашли лежащей на тротуаре. Она смеялась с закрытым ртом: при падении потеряла передние зубы.
– Как дела, Люси?
– Лучше не бывает. Вопреки жутким прогнозам, позвоночник не пострадал. А фиксатор у меня на шее потому, что опасаются смещения шейных позвонков. Я упала на ноги, так что больше всего пострадали ступни.
– Расскажешь о том, что произошло?
– Ничего не произошло. Случилось чудо. А чудеса, сколько себя помню, всегда меня сопровождали. Побывала в десятке автомобильных аварий, всегда сидела сзади, бывало, не пристегнутая, и чудом оставалась невредимой.
Кстати, первая авария у меня случилась в шесть лет, когда мы жили в Москве. У дедушки с бабушкой была дача, я проводила там все летние каникулы. Когда каникулы закончились, дед повез нас домой, бабушка сидела рядом со мной и старшим братом на заднем сиденье. И тут дед вспомнил, что забыл на даче часы, мы развернулись, нас кто-то обогнал справа, и мы со всего размаху врезались в столб. Я полетела на лобовое стекло, дед успел перехватить. Сам он сломал ногу, бабушка – руку, брат повредил шею, машина безнадежно разбита, и только я – как огурчик.
Десятая авария произошла, когда мы снимали дипломный фильм. Там в последней сцене я расстаюсь с главным героем. Еще до начала съемок я сказала, что не буду водить машину, не готова брать на себя ответственность за жизнь других людей. Наступает последний день, снимается сцена расставания, и тут мне говорят: давай рули, ничего страшного, это автомат. Не знаю, как им удалось меня уговорить. Я села за руль, оператор и режиссер сзади, и через две минуты машина зависла над скалой. Тьфу-тьфу-тьфу, говорят, у кошки девять жизней, я, наверное, использовала 27. Считаю, что получила последний шанс…
– Шанс на...
– На новую, здоровую, уравновешенную жизнь. Может, стоило изменить жизнь раньше, ведь я родилась умирающей. На следующий день после родов нас с мамой выписали. Мама меня кормила, и вдруг у меня начались судороги. Никто не знает, что это было. Потом так же внезапно выздоровела. Самое интересное, что родители мне про это не рассказывали, но десять лет назад, когда я была на четвертом месяце беременности, я вдруг как бы увидела себя лежащей в зеленой комнате, и мама рядом. Позвонила маме, она помолчала, потом спросила: кто тебе рассказал? Никто, сама увидела.
– Вернемся к 1 августа.
– Мы с дочкой Альмой жили в Яффо, напротив театра "Гешер". Двухэтажная квартира рядом с работой – мне хорошо, но ужасно далеко от дочкиной школы в Северном Тель-Авиве, мы там когда-то жили. Так что каждый день я тратила на дорогу в школу по часу в один конец. И я приняла решение вернуться в Северный Тель-Авив. Нашла квартиру, стала паковать вещи. 1 августа осталось собрать только мой чемодан с летней одеждой и рабочий стол. К вечеру я открыла все окна, уселась на столе, огромное окно раскрыто сзади. Ничего не пила. Наркотики? Не употребляю. Когда-то курила, потом надоело. Сидела, разбирала одежду и бумаги. Очнулась через четыре дня.
– Когда ты поняла, что находишься в реанимации?
– Когда врачи сказали. И еще сказали, что восстановление займет около года, что инвалидности не будет. После того как я очнулась, пришли двое полицейских, выясняли, был ли кто-то в квартире кроме меня. Спрашивали о 19-летнем родственнике, репатрианте, я сказала: не знаю, был ли кто. (Полиция сообщила, что следствие не рассматривает уголовный характер происшествия. – С. Ш.)
– Когда-нибудь хотелось покончить с собой?
– Да боже сохрани! Я известная оптимистка.
– Был большой шум, когда ты объявила, что разорилась. Тем более ты тогда переехала вместе с дочерью из центра на север.
– Какая связь? Мы уехали в Галилею, и это было здорово – пожить в мошаве, отдохнуть душой, но поездки на работу в Тель-Авив выматывали, пришлось вернуться. Да и банкротство-то смешное: долг банку меньше ста тысяч шекелей. Дело было так: я взяла ссуду, инвестировала эти деньги в некую аппликацию, которая до сих пор не готова. Расходы были, доходов не было. Обратилась к адвокату, попросила его начать процесс банкротства, чтобы долг не вычитали из зарплаты. Я – мать-одиночка и не могу себе позволить остаться без доходов вообще.
– А теперь сводишь концы с концами?
– Да, но зарплата у меня маленькая, базовая. Можно только более или менее нормально существовать.
– Плюс разовые оплаты за участие в презентациях?
– Да, есть такое, но я не очень надеюсь на эти заработки. Я начала давать частные уроки тем, кто собрался на актерское прослушивание. Еще хочу открыть детскую студию актерской игры.
10 сентября стало известно, что 37-летний Хагай Фокс, с которым она познакомилась в больнице, сделал Люси предложение, и она согласилась выйти за него замуж.
– По чему ты больше всего скучаешь?
– По маме, по ванной, которую люблю принимать в конце дня.
– По работе?
– Нет. Сейчас один из лучших периодов в моей жизни. Я двадцать лет работаю актрисой, десять лет мамой, времени для себя у меня никогда не было. Сейчас оно появилось.